Тигана - Страница 224

224

Магия. К северу от них, на том холме. Брандин Игратский. И в тот момент Элена и трое других Ночных Ходоков поняли, почему их призвали, почувствовав собственным сознанием обрушившуюся на них невыносимую тяжесть, которой они должны были противостоять.

В замке Борсо Альенор стояла рядом с ней, беспомощная и незрячая в своей растерянности, ничего не понимая, зная только, что это случилось, что их время, наконец, пришло. Ей хотелось молиться, вспомнить забытые слова, которые она не произносила даже про себя почти двадцать лет. Она увидела, как Элена закрыла лицо руками.

— Ох, нет, — услышала она шепот молодой женщины, хрупкий, как старый пергамент. — Такая сила! Как может один человек обладать такой силой?

Альенор с такой силой сжала руки, что побелели пальцы. Она ждала, отчаянно стремясь понять, что с ними всеми происходит, там, далеко на севере, куда она не могла попасть.

Она не слышала, не могла слышать ответ Сандре д'Астибара Элене:

— Да, он силен, но с вами мы станем сильнее! О, дети мои, теперь мы сможем это сделать! Клянусь Ладонью, вместе у нас хватит сил!

Увидела же Альенор, как Элена опустила руки, как ее белое лицо стало спокойным, и дикий, первобытный ужас покинул незрячие глаза.

— Да, — услышала она шепот женщины. — Да.

Затем в комнате замка Борсо, под перевалом Брачио, воцарилось молчание. Снаружи дул холодный ветер высокогорья, нагонял высокие белые облака на солнце и гнал дальше, снова и снова, и одинокий ястреб-охотник парил на неподвижных крыльях в этой смене света и тени над склонами гор.

Следующим человеком, который взобрался вверх по склону холма, был Дукас ди Тригия. Дэвин уже начал опускать занесенный меч, когда узнал его.

Дукас в два мощных скачка взлетел на вершину и остановился рядом с ним. Выглядел он жутко. Лицо было залито кровью, она стекала на бороду. Он весь был в крови, и меч тоже. Но он улыбался, ужасное олицетворение кровожадности и ярости боя.

— Ты ранен! — резко бросил он Дэвину.

— Кто бы говорил, — проворчал Дэвин, прижимая левую руку к боку. — Пошли!

Они быстро вернулись обратно. Более пятнадцати игратян еще находились на вершине их холма и теснили необученных людей, которых Алессан оставил охранять чародеев. Силы были почти равны, но игратяне были отборными, смертельно опасными противниками.

И, несмотря на это, они не могли прорваться. И не прорвутся, понял Дэвин, и в его сердце хлынула волна восторга, заглушая боль и горе.

Они не пройдут, потому что перед ними, бок о бок, орудовали мечами в сражении, о котором мечтали столько проведенных в ожидании долгих лет, Алессан, принц Тиганы, и Баэрд бар Саэвар, единственный брат его души, и они оба стояли насмерть и были прекрасны, если убийство людей может быть прекрасным.

Дэвин и Дукас бросились вперед. Но пока они добежали, осталось лишь пятеро игратян, потом трое. Потом всего двое. Один из них сделал движение, будто хотел положить свой меч. Но не успел, потому что из кольца людей, окружавших чародеев, с обманчивой неуклюжестью к нему стремительно подскочил какой-то человек. Волоча хромую ногу, Риказо приблизился к игратянину, и не успел никто остановить его, как он опустил свой старый, наполовину ржавый меч, который описал смертоносную дугу и проник сквозь стык в латах, вонзившись в грудь солдата.

После этого он упал на колени рядом с убитым им солдатом и зарыдал так, словно его душа рвалась наружу вместе со слезами.

Остался только один. И этот последний был предводитель, крупный, широкоплечий человек, которого Дэвин уже видел внизу. Волосы его прилипли к голове, лицо покраснело от жары и усталости, дыхание с хрипом вырвалось из груди, но глаза гневно смотрели на Алессана.

— Вы что, глупцы? — задыхаясь, спросил он. — Вы сражаетесь на стороне Барбадиора? Против человека, который связал себя с Ладонью? Разве вы хотите быть рабами?

Алессан медленно покачал головой.

— Брандин Игратский опоздал на двадцать лет, если он хотел связать себя с Ладонью. Он опоздал уже в тот день, когда привел к нам захватчиков. Вы — отважный человек. Я бы предпочел не убивать вас. Дайте нам клятву от своего имени, положите свой меч и сдайтесь.

Стоящий рядом Дукас сердито оскалился. Но тригиец не успел ничего сказать, так как игратянин ответил:

— Мое имя — Раманус. Я называю его вам с гордостью, потому что оно не запятнано ни одним бесчестным поступком. Но от меня вы не услышите клятвы. Я уже дал клятву королю, которого люблю, перед тем, как повел сюда его воинов. Я сказал ему, что остановлю вас или умру. Эту клятву я сдержу.

Он поднял меч и замахнулся на Алессана, но не всерьез, как понял после Дэвин. Алессан даже не шевельнулся, чтобы отразить удар. Это меч Баэрда взлетел и опустился на шею игратянина, нанеся последний удар, сваливший его на землю.

— О мой король, — услышали они глухой голос Рамануса, сквозь наполнившую его рот кровь. — О Брандин, прости меня.

Потом он перевернулся на спину и замер, глядя невидящими глазами прямо на пылающее солнце.

Так же жарко пылало оно в то утро, когда он бросил вызов губернатору и увез на корабле в качестве дани молодую служанку из Стиванбурга много лет тому назад.

Дианора видела, как он поднял свой меч на холме. Она отвернулась, чтобы не видеть гибели Рамануса. В ней росла боль, пустота; ей казалось, что все пропасти ее жизни разверзлись в земле у ее ног.

Он был врагом, человеком, который захватил ее, чтобы сделать рабыней. Посланный на сбор дани Брандином, он сжигал деревни и дома в Корте и Азоли. Он был игратянином. Приплыл на Ладонь с флотом захватчиков и сражался в последнем бою у Дейзы.

224