Тигана - Страница 125

125

Элена увидела, что он истекает кровью и еле говорит. В его правом боку зияла рана, вторая была на ноге. Когда он выпрямился и зашагал вдоль реки, она увидела, что он хромает. Но он все же двигался вперед, даже перед лицом того, что им грозило. Из пересохшего горла Элены вырвалось рыдание.

А Иные снова наступали. Раненый мужчина рядом с ней неуклюже поднялся на ноги, держа меч в левой руке, а правая бесполезно повисла вдоль туловища. Дальше на берегу она увидела других мужчин и женщин, также серьезно раненых. Но все они стояли, подняв свои мечи. Элену переполнили любовь и гордость, граничащие с болью, когда она увидела, что Ночные Ходоки не собираются отступать. Ни один из них. Они были готовы удержать эту землю или хотя бы попытаться. А некоторые из них умрут, она это знала, многие умрут.

Затем Донар оказался рядом с ней, и Элена вздрогнула, увидев выражение его бледного лица.

— Нет, — произнес он. — Это безумие. Мы должны отступить. У нас нет выбора. Если мы потеряем слишком многих сегодня ночью, следующей весной будет еще хуже. Я вынужден выиграть время в надежде на нечто, что изменит ход событий.

Эти слова прозвучали так, будто их силой вырывали у него из горла. Элена заплакала — от усталости и от всего остального. И когда она кивнула из пропасти своей усталости, стараясь показать Донару свое понимание, желая облегчить его боль, когда Иные снова приблизились, торжествующие, отвратительные, полные сил, она вдруг осознала, что Баэрда нет рядом с ними на берегу. Она резко обернулась к реке, поискала его глазами и увидела чудо.

У Баэрда не было никаких сомнений. В то самое мгновение, когда на черном холме появилась окутанная туманом фигура, он понял, что это такое. Каким-то странным образом он знал это еще до ее появления. Именно поэтому он здесь, понял Баэрд. Донару это неизвестно, но именно поэтому старейшине приснился сон, что к ним кто-то придет, поэтому дорога привела Баэрда в эту ночь к дому, у которого стояла Элена, поджидая его. Казалось, это произошло уже очень давно.

Он не мог ясно разглядеть фигуру, но это не имело значения, никакого значения. Он знал, что происходит. Словно все горести, уроки и усилия его жизни, их жизни с Алессаном, привели его к этой реке, под этой зеленой луной, чтобы здесь нашелся человек, который будет точно знать, что за фигура стоит на черном холме и какова природа ее силы. Силы, которую Ночные Ходоки не могли преодолеть, потому что не могли понять.

Он услышал за своей спиной всплеск и интуитивно понял, что это Маттио. Не оборачиваясь, он протянул ему свой странный меч. Иные — игратяне, вызванные его ненавистью, — снова скапливались на западном берегу.

Он не обращал на них внимания. Они были всего лишь орудиями. В данный момент они не имели никакого значения. Им уже нанесло поражение мужество Донара и Ходоков; сейчас лишь туманная фигура на холме имела значение, и Баэрд знал, как с ней справиться. Для этого не понадобятся мечи, даже эти мечи из колосьев. Это уже в прошлом.

Он сделал глубокий вдох, поднял руки и вытянул их в сторону туманной фигуры на холме, точно так же, как эта фигура протягивала руки к ним. И громко крикнул в этой странной ночи, с сердцем, до краев переполненным старым горем и уверенностью молодости, сознавая, что Алессан произнес бы эти слова лучше, но понимая, что теперь это его задача, раз он знает, что надо делать:

— Сгинь! Мы тебя не боимся! Я знаю, кто ты и в чем заключается твоя сила! Сгинь, не то я назову твое имя и разрушу твою власть — ведь мы оба знаем, какой силой обладают имена этой ночью!

Постепенно на другом берегу реки затихли хриплые вопли, как и шепот Ходоков. Стало очень тихо, смертельно тихо. Баэрд слышал трудное, болезненное дыхание Маттио прямо у себя за спиной. Но не оглянулся. Он ждал, стараясь проникнуть взглядом сквозь туман, который укутывал фигуру на холме. И ему показалось, и сердце забилось сильнее, что ее поднятые руки слегка опустились.

Больше он не стал ждать.

— Сгинь! — снова крикнул он еще громче, теперь в его голосе звенела уверенность. — Я сказал, что знаю тебя, и я говорю правду. Ты — дух этих захватчиков. Ты — присутствие на полуострове Играта и Барбадиора, обоих! Ты — тирания на землях, некогда бывших свободными. Ты — поругание и гибель этих полей. Ты использовал свои чары на западе для осквернения, для уничтожения имени. Твоя мощь — это сила тьмы и тени под этой луной, но я тебя знаю и могу назвать твое имя, и все твои тени исчезнут!

Он произносил эти приходящие к нему слова и видел, что в них заключается правда! Это происходило. Он видел, как рвется и уплывает туман, словно подхваченный ветром. Но даже среди радости что-то его сдерживало: он понимал, что победа одержана только здесь, только в этом нереальном месте. Его сердце одновременно было переполненным и опустошенным. Баэрд вспомнил о своем отце, погибшем у Дейзы, о матери, о Дианоре, и его руки словно окаменели, а за спиной нарастал изумленный ропот надежды.

Маттио что-то говорил сдавленным шепотом. Баэрд понял, что это молитва. Иные в беспорядке топтались на западном берегу реки. Баэрд стоял неподвижно, с вытянутыми вперед ладонями, с кипящим сердцем, и видел, как окутывающие их предводителя тени поднимались и вытягивались, как их сдувало за гребень холма. В какой-то момент Баэрду показалось, что он ясно видит эту фигуру. Ему показалось, что он видит бородатого стройного человека среднего роста, и он понял, который из тиранов перед ним. И при виде него в душе Баэрда что-то взлетело и выплеснулось на поверхность, подобно волне, омывшей его сердце.

125