Во время редких, похожих на галлюцинации проблесков сознания она видела рядом с собой Донара и некоторое время Каренну. Потом заметила, как Донар вместе с горсткой людей отходит в сторону, чтобы остановить движение на юг. В какой-то момент слева от нее возник Баэрд, защищая ее открытый фланг, но когда она снова взглянула — теперь луна уже поднялась высоко, — то увидела, что он ушел.
Элена поняла, куда именно. Он стоял в реке, не хотел ждать, пока Иные подойдут к нему. Он атаковал их в воде, выкрикивая бессвязные слова, которые она не понимала. Он был худеньким, юным, и очень красивым, и смертельно опасным. Элена видела у его ног нагромождение тел Иных, словно серая тина запрудила течение реки. Он видит их другими, она знала это. Он рассказал им, что видит: солдат Играта, Брандина, тирана с запада.
Его меч двигался так быстро, что его почти не было видно, он словно расплывался в воздухе. Баэрд стоял по колено в воде, как дерево, пустившее корни, Иные не могли заставить его отступить и старались обойти, пытались пробраться в обход собственных мертвецов, чтобы переправиться ниже по течению. Он теснил их прочь, один сражался в воде, и лунный свет странно играл на его лице и странно отражался от живого стебля, его меча, и он был пятнадцатилетним мальчиком. Всего лишь. Душа Элены болела за него, хотя теперь она сражалась с навалившейся на нее усталостью.
Она приказала себе не отступать, не сходить с места к северу от него, на топком берегу. Каренна теперь находилась дальше к югу по реке, сражалась рядом с Донаром. Двое мужчин и одна женщина из другой деревни подошли и встали рядом с Эленой, и они вчетвером бились за полоску скользкой земли, стараясь действовать согласованно, как один человек.
Они не были воинами, не были обучены бою. Они были крестьянами, мельниками и кузнецами, ткачами, каменщиками, служанками, козьими пастухами с хребта Брачио. Но каждый из них родился в «сорочке», в горных районах, и с детства был предназначен для учения Карлози и для сражений в ночь Поста. И под зеленой луной, которая уже прошла высшую точку на небе и теперь садилась, страсть души научила их руки защищать жизнь с помощью мечей, в которые превратились высокие колосья.
Потом настал такой момент, среди суматохи и неистовства, среди шума, неясных очертаний и яростной схватки у реки, когда Элена и ее трое соратников смогли передохнуть. Она на секунду подняла глаза и увидела, что врагов в реке становится меньше. Что Иные беспорядочно кружатся в панике к западу от реки. Увидела, как Баэрд еще глубже вошел в воду, уже по бедра, и кричит, призывая к себе врагов, проклинает их голосом настолько полным муки, что его едва возможно узнать.
Элена едва стояла на ногах. Она оперлась на меч, судорожными всхлипами втягивая в себя воздух, совершенно обессиленная. Огляделась и увидела, что один из мужчин, который сражался рядом с ней, упал на колено, схватившись за правое плечо. Из ужасной рваной раны текла кровь. Она опустилась на колени рядом с ним, слабыми руками пытаясь оторвать от своей одежды полоску, чтобы перевязать его. Но он ее остановил, прикоснувшись к ее плечу, и молча показал на противоположную сторону реки. Она посмотрела туда, куда он показывал, на запад, и ее снова охватил страх. В это мгновение призрачной победы Элена увидела, что вершина ближайшего холма уже не была пустой. Там что-то стояло.
— Смотрите! — в этот момент закричал чей-то голос ниже по течению. — Он опять с ними! Мы погибли!
Другие голоса подхватили этот крик по всему берегу, в горе, в ужасе, в леденящем страхе, потому что все они теперь увидели, что тень опять появилась. В самых мрачных глубинах души Элена знала, что он придет.
Как почти всегда в эти последние годы. В последние пятнадцать, двадцать лет; а до этого никогда, как сказал Донар. Когда луна начинала садиться, полная и зеленая, именно в тот момент, когда казалось, что им, возможно, удастся отбросить Иных назад, появлялась эта темная фигура. Она стояла, окутанная туманом, словно саваном, за боевыми порядками врагов.
Именно эта фигура выходила вперед, как видели Ходоки в годы своих поражений, когда они отступали, отброшенные назад. Именно эта фигура появлялась в самых жарких местах боя, на потерянных полях и заявляла на них свои права. И там, где она ступала по земле, распространялись гибель, болезни, запустение.
Теперь этот призрак стоял на опустевших холмах к западу от реки, вокруг него клубился туман. Элена не различала его лица, никому из них этого не удавалось, но она увидела сквозь дым и тьму, как он поднял руки, и протянул их к ним, и тянулся, тянулся к Ходокам на берегу реки. И в это время Элена ощутила, как ледяное копье внезапно пронзило ее сердце, ужасный, вызывающий оцепенение холод. Ноги ее задрожали. Она видела, что ее руки тоже трясутся, и ей казалось, что она ничего не может сделать, совсем ничего, чтобы сохранить в себе мужество.
На том берегу реки Иные, его армия, или его союзники, или аморфные проекции его духа, увидели, как он протянул руки в сторону поля боя. Элена услышала их внезапно раздавшиеся яростные и восторженные вопли; увидела, как они собираются к западу от реки, чтобы снова напасть на них. И вспомнила, измученная, обессиленная, с мрачным отчаянием в сердце, что именно так все происходило в прошлом году, и в позапрошлом, и за год до того. Ее душа заныла от предчувствия неизбежного поражения, но одновременно она старалась найти способ заставить свое измученное тело встретить еще одну атаку.
Маттио оказался рядом с ней.
— Нет! — ахнул он с безнадежной настойчивостью, вслепую борясь с мощью этой фигуры на холме. — Только не в этот раз! Нет! Пусть они убьют меня! Только не отступать снова!