Тигана - Страница 84

С болью в сердце Дианора поставила свечу на полку, где когда-то стоял бюст ее матери работы отца. Шагнула вперед и обняла брата, принимая в себя рыдания, сотрясающие его тело. Он никогда раньше не плакал. Или она никогда этого не видела. Она повела его в свою комнату и уложила на кровать, крепко обнимая. Они плакали вместе очень долго. Дианора понятия не имела, как долго.

Ее окно было открыто. Она слышала, как вздыхает ветер в молодых листьях. Пела птица, другая отвечала ей с противоположной стороны аллеи. Мир был полон сновидений или горестей, чего-то одного, или того и другого вместе. Под покровом ночи она медленно стянула через голову его тунику, стараясь не задеть раны, потом сняла с себя рубашку. Сердце ее стучало, словно у пойманного лесного зверька. Она ощутила стремительное биение его пульса, когда прикоснулась пальцами к его горлу. Обе луны закатились. Все листья шелестели от ветра.

И вот, в этой тьме, вокруг них, над ними, обнимающей их, в полной тьме безлунной ночи и во тьме их жизни, они стали искать друг в друге жалкое, преступное убежище среди гибели их мира.

— Что мы делаем? — один раз прошептал ее брат.

И потом, некоторое время спустя, когда их сердца снова забились медленнее и они лежали, прильнув друг к другу, после удовлетворения безрассудного, пугающего желания, он сказал, мягко положив руку на ее волосы:

— Что мы сделали?

И спустя все эти годы, одна в сейшане на острове, когда к ней вернулись эти самые потаенные воспоминания, Дианора вспомнила свой ответ.

— Ох, Баэрд, — сказала она. — А что сделали с нами?

После той первой ночи это продолжалось всю весну и часть лета. Грех богов — так называлось то, что они делали. Ибо Адаон и Эанна, как известно, в начале времен были братом и сестрой, а Мориан была их ребенком.

Дианора не ощущала себя богиней, и зеркало не оставляло ей иллюзий: всего лишь худое лицо с огромными, внимательными глазами. Она лишь знала, что ее счастье пугает, наполняет чувством вины и что любовь к Баэрду стала частью ее мира. И не меньше пугала та же глубина любви, та же ошеломляющая страсть в Баэрде. Сердце ее постоянно предчувствовало беду, даже в те минуты, когда они предавались своей мимолетной радости: слишком ярко горело это запретное пламя на земле, где любая яркость была потеряна или запрещена.

Он приходил к ней каждую ночь. Старуха спала внизу; их мать спала и просыпалась в своем собственном мире. В темноте спальни Дианоры они искали спасения друг в друге, тянулись через утраты и понимание своего греха в поисках невиновности.

Его все еще иногда тянуло из дома по ночам, и он бродил по пустынным улицам. Не так часто, как прежде, за что она была благодарна и находила в этом для себя некоторое оправдание. Многие молодые люди попались после наступления комендантского часа и погибли на колесах смерти той весной. Если то, что она делает, спасет ему жизнь, она готова предстать перед любым судом, ожидающим ее в Чертогах Мориан.

Однако не каждую ночь она могла его удержать. Иногда нужда, которой Дианора не могла разделить или по-настоящему понять, гнала его из дома. Он пытался объяснить, что город выглядит совсем иначе при свете двух лун, или одной из них, или при свете звезд. Как более мягкий свет и тени позволяют ему увидеть снова прежнюю Тигану. Как он молча спускается вниз, к морю, и подходит к темному дворцу, и как развалины и мусор благодаря темноте превращаются в его воображении опять в то, чем они были раньше.

Ему это необходимо, говорил он. Он никогда не дразнил солдат и обещал ей никогда этого не делать. Он даже не хочет их видеть, сказал он. Они разрушают те иллюзии, которые он ищет. Ему просто необходимо бродить среди воспоминаний о городе, который исчез. Иногда, сказал ей Баэрд, он проскальзывает через известные ему дыры в стенах гавани и бродит по берегу, слушая море.

Днем он трудился, худенький мальчик делал работу сильного мужчины, помогал восстанавливать то, что позволили восстановить. Богатые купцы из Корте — их старинные враги — получили разрешение селиться в городе, по дешевке скупать разрушенные здания и дворцы и перестраивать их для собственных нужд.

Баэрд приходил домой в конце дня, иногда с ранами и свежими синяками, а однажды с полосой от удара кнута на плечах. Она знала, что если одна рота солдат перестала развлекаться с ним, то находились другие. Она слышала, что это происходит только здесь. В других местах солдаты сдерживаются, а король Играта правит осторожно, стараясь сплотить провинции против Барбадиора.

С Нижним Корте, однако, случай был особый. Они убили его сына.

Дианора видела эти следы на Баэрде, и у нее не хватало духу попросить его отказаться от ночных походов в исчезнувший город, куда его гнала неодолимая потребность. Хотя она переживала тысячи страхов и сотни смертей всякий раз, когда за ним закрывалась дверь после наступления темноты, пока не слышала снова, как открывается дверь и знакомые, долгожданные шаги на лестнице, потом на площадке, а потом он приходил к ней в спальню, чтобы заключить в свои объятия.

Это продолжалось и летом, а потом кончилось. Все кончилось, как предостерегало ее любящее сердце с того первого раза в темноте, когда она слушала пение птиц и шелест ветра в ветвях за окном.

Он вернулся домой не позднее обычного после прогулки по городу, однажды ночью, когда голубая Иларион одна плыла сквозь кружево облаков. Это была прекрасная ночь. Дианора допоздна сидела у окна, глядя на лунный свет, играющий на крышах. Однако к его приходу она уже лежала в постели, и сердце ее забилось быстрее от привычного смешанного чувства облегчения, вины и желания. Он пришел к ней в спальню.