Тигана - Страница 37


К оглавлению

37

Она убрала руку, и глаза ее сверкнули, это было видно даже при свете звезд.

— О да, — сардонически ответила она. — Конечно, тебе жаль. Все время было ясно, как ты жалеешь о том, что произошло.

Алессан фыркнул от смеха.

— Катриана, дорогая, — сказал он, — я только что запретил ему упоминать о любых деталях случившегося. Как мне требовать этого, если ты сама о них говоришь?

Без малейших следов улыбки Катриана ответила:

— Здесь я пострадавшая сторона, Алессан. Ты не можешь ничего от меня требовать. Эти правила ко мне не относятся.

Неожиданно Баэрд рассмеялся:

— Никакие правила к тебе не относятся с тех пор, как ты к нам присоединилась. Почему сейчас должно быть по-другому?

Катриана снова вскинула голову, но не снизошла до ответа.

Трое мужчин встали. Дэвин несколько раз согнул колени, которые затекли от долгого сидения в одном положении.

— Феррат или Тригия? — спросил Баэрд. — К какой границе?

— Феррат, — ответил Алессан. — Они будут искать меня в Тригии, как только Томассо заговорит, бедняга. Если бы я был способен мыслить ясно, я бы застрелил его, когда они проезжали мимо.

— Вот это ясность мысли, — возразил Баэрд. — Его окружали двадцать солдат. Мы бы все уже сидели в цепях в Астибаре.

— Ты бы перехватил мою стрелу, — лукаво ответил Алессан.

— Есть ли шанс, что он не заговорит? — смущенно вмешался Дэвин. — Я думаю о Менико, видишь ли. Если назовут мое имя…

Алессан покачал головой.

— Под пытками все говорят, — трезво заметил он. — Особенно при помощи магии. Я тоже думаю о Менико, но мы ничего не можем с этим поделать, Дэвин. Это одна из реальностей нашей жизни. Есть люди, которых мы подвергаем риску почти каждым своим поступком. Хотел бы я знать, — прибавил он, — что произошло в том домике.

— Ты хотел проверить, — напомнила ему Катриана. — У нас есть время?

— Хотел, и думаю, что время есть, — быстро ответил Алессан. — Во всем этом недостает одного кусочка мозаики. Я так и не знаю, каким образом Сандре д'Астибар мог ожидать, что я буду…

Тут он замолчал. Не считая протяжного пения цикад и шелеста листьев, в лесу было очень тихо. Триала улетела. Алессан вдруг поднял руку и сильно дернул себя за волосы. Потом покачал головой.

— Знаешь, — сказал он Баэрду таким тоном, будто вел непринужденную беседу, — каким дураком я иногда бываю? Это же все время было очевидно! — Его голос стал другим. — Вперед — и молитесь, чтобы мы не опоздали!

В охотничьем домике Сандрени оба камина уже погасли. Только звезды освещали лесную поляну. Созвездие Короны Эанны склонялось к западу, следуя за лунами. Когда они подошли к домику, пел соловей, словно вторя недавней песне триалы. В дверях Алессан на мгновение заколебался, потом пожал плечами, распахнул дверь и вошел.

В красном свете тлеющих углей перед их глазами, уже привыкшими к темноте, предстала картина кровавой бойни.

Гроб криво стоял на козлах, крышка его была разбита в щепки. Вокруг него лежали мертвецы, которые были живыми людьми, когда они покидали эту комнату. Двое младших Сандрени, Ньеволе, с торчащими из горла и груди стрелами Скалвайя д'Астибар.

Затем Дэвин разглядел отрубленную голову Скалвайи в черной луже крови на пугающе большом расстоянии от тела, и к его горлу подкатила тошнота.

— О Мориан, — прошептал Алессан. — О Госпожа Мертвых, будь добра к ним в твоих чертогах. Они погибли до срока, мечтая о свободе.

— Трое из них — да, — раздался хриплый, сухой голос из глубины одного из кресел. — Четвертого следовало удавить еще в колыбели.

Дэвин подпрыгнул на полфута, и сердце его заколотилось от испуга.

Говоривший встал и теперь стоял рядом с креслом, глядя на них. Его лицо оставалось скрытым в тени.

— Я так и думал, что вы вернетесь, — прибавил он.

Это шестой, понял Дэвин, пытаясь, напрягая зрение, рассмотреть высокую, худую фигуру в слабом свете углей.

Алессан остался невозмутимым.

— В таком случае прошу прощения, что мы заставили вас ждать, — сказал он. — Мне потребовалось слишком много времени, чтобы разгадать эту загадку. Вы позволите выразить вам мои сожаления по поводу случившегося? — Он помолчал. — И свое уважение к вам лично, господин Сандре.

У Дэвина отвисла челюсть, словно на шарнирах. Он так резко закрыл рот, что заболели зубы; он надеялся, что этого никто не заметил. События развивались слишком быстро для него.

— Принимаю первое, — ответил худой человек, стоящий перед ними. — Но я не заслуживаю вашего уважения и ничьего уважения вообще. Когда-то — возможно, но не теперь. Вы говорите со старым, тщеславным дураком, как назвал меня этот барбадиор. С человеком, который слишком много лет провел в одиночестве, запутавшись в сплетенных им самим сетях. Вы были правы во всем, что говорили здесь о беспечности. Сегодня ночью она стоила мне троих сыновей. Через месяц, возможно, раньше, в живых не останется ни одного Сандрени.

Его голос звучал сухо и бесстрастно, в нем не было жалости, он уже осудил себя.

— Что случилось? — тихо спросил Алессан.

— Этот мальчик оказался предателем. — Голос оставался равнодушным, бесстрастным.

— О, милорд! — воскликнул Баэрд. — Член семьи?

— Мой внук. Сын Джиано.

— Тогда его душа проклята, — произнес Баэрд с тихой яростью. — Теперь он во власти Мориан, и она знает, как с ним поступить. Да будет он гореть в огне среди тьмы до конца времен.

Казалось, старик его не слышал.

— Таэри убил его, — с удивлением пробормотал он. — Я не думал, что у него хватит мужества и что он настолько быстр. Затем он заколол себя, чтобы лишить их удовольствия или возможности выведать у него что-нибудь. Я не думал, что у него столько мужества, — повторил он задумчиво.

37