Тигана - Страница 31

Он уцелел.

С того самого дня веко его правого глаза осталось приспущенным, а физическая сила никогда уже не была прежней. Когда он уставал, его правая нога норовила вывернуться наружу, словно желая вернуть себе странную свободу того мгновенного колдовства. Тогда он хромал почти так же, как Скалвайя.

Глазами, которые еще смутно различали окружающее, Альберико увидел, как голова Скалвайи с гривой седых волос перелетела через комнату и с тошнотворным звуком запрыгала по устеленному тростником полу, снесенная запоздалым ударом меча начальника стражи. Смертоносная трость, сделанная из камней и металлов, неизвестных Альберико, с громким стуком упала на пол. Воздух казался чародею густым и враждебным, неестественно плотным. Он слышал дребезжащий звук собственного дыхания и чувствовал, как дрожат ноги в коленях.

Еще одна секунда пролетела в застывшей, ошеломленной тишине комнаты, только потом он осмелился хотя бы попытаться заговорить.

— Ты дерьмо, — невнятным, хриплым голосом сказал он бледному как смерть начальнику. — Даже еще хуже. Ты себя убьешь. Немедленно! — Он говорил, словно выталкивал изо рта забившуюся грязь и плевался ею по всей комнате. С большим трудом ему удалось проглотить слюну.

Делая яростные усилия, чтобы заставить глаза служить ему как следует, он увидел, как расплывающаяся фигура начальника стражи рывками согнулась в поклоне, повернула меч острием к себе и перерезала себе горло быстрым, неровным взмахом. Альберико чувствовал, как в его мозгу кипит и пенится ярость. Он изо всех сил старался остановить параличную дрожь левой руки. И не мог.

В комнате было много мертвецов, и он чуть было не стал одним из них. Он даже чувствовал себя не совсем живым — кажется, его тело собралось в единое целое не совсем в прежнем виде. Ослабевшими пальцами он потер приспущенное веко. Его тошнило, он плохо себя чувствовал. Трудно было дышать этим воздухом. Ему необходимо выйти наружу, прочь из этой внезапной духоты враждебного охотничьего домика.

Все получилось совсем не так, как он ожидал. Только один элемент остался от его первоначальных замыслов. Одно могло еще доставить хоть какое-то удовольствие, немного компенсировать безнадежно испорченный план.

Он медленно повернулся и взглянул на сына Сандре. На любителя мальчиков. И с трудом приподнял уголки губ в улыбке, не зная о том, насколько уродливо он выглядит.

— Возьмите его, — хрипло приказал он солдатам. — Свяжите и возьмите с собой. Мы можем позабавиться с ним перед тем, как позволим ему умереть. Позабавиться в соответствии с его наклонностями.

Его зрение все еще не заработало как следует, но он заметил, как улыбнулся один из наемников. Томассо бар Сандре закрыл глаза. На его лице и одежде была кровь. Ее будет еще больше, когда они с ним покончат.

Альберико накинул капюшон и захромал прочь из комнаты. Позади него солдаты подняли тело мертвого начальника стражи и помогли подняться тому солдату, которому разбил лицо Ньеволе. Им пришлось помочь Альберико сесть на коня, что он счел унизительным, но на обратном пути в Астибар при свете факелов он почувствовал себя лучше. Тем не менее он полностью лишился своей колдовской силы. Даже несмотря на приглушенные ощущения в его изменившемся, заново собранном теле, он ощущал пустоту там, где следовало находиться могуществу. Пройдет, по крайней мере, две недели, может быть и больше, прежде чем все это вернется. Если вернется все. То, что он сделал за долю секунды в охотничьем домике, опустошило его больше, чем любое другое магическое действие всей прежней жизни.

И все же он жив и только что уничтожил три самых опасных семейства из оставшихся на Восточной Ладони. Более того, у него в руках средний сын Сандре — он послужит для общества доказательством существования заговора на все последующие дни. Извращенец, который, как говорят, получает удовольствие от боли. Альберико позволил себе слегка улыбнуться в тени своего капюшона.

Все будет сделано по закону, открыто, как он всегда поступал почти с того самого дня, когда пришел к власти. Никаких беспорядков, возникших из-за произвольной демонстрации силы. Они могут его ненавидеть, — конечно, они его ненавидят, — но ни один житель его четырех провинций не сможет усомниться в справедливости или отрицать законность его ответа на заговор Сандрени.

И они твердо усвоят урок.

С осторожной предусмотрительностью, составляющей истинную основу его характера, Альберико Барбадиорский начал продумывать свои действия на следующие несколько часов и дней. Высокие боги Империи знают, что этот далекий полуостров — место постоянной опасности и нуждается в суровой власти, но ведь они не слепы, они видят, что здесь необходимо. И велика вероятность, что советники императора там, дома, которые не более близоруки, чем боги, увидят то же самое.

А император уже стар.

Альберико запретил себе останавливаться на этих знакомых, слишком соблазнительных мыслях. Он снова заставил себя сосредоточиться на деталях; в таких делах детали решают все. Точно продуманные пункты его планов со щелчком становились на свои места, подобно бусинам на нитке четок изджарры. Сухо, аккуратно он перебрал те приказы, которые отдаст. Единственные из этих приказов, которые вызывали в нем вспышку хоть каких-то чувств, касались Томассо бар Сандре. По крайней мере, это не придется делать публично. Только признание и разоблачающие подробности, которые должны быть известны вне стен дворца. То, что будет происходить в глубоких подземельях, можно сделать исключительно тайно. Он слегка удивился самому себе, когда его охватило радостное предвкушение.