Тигана - Страница 167

167

Тут голос его матери, резкий, непримиримый, не прощающий, оборвал его страстную речь.

— Я помню. Я помню тот день, когда пришло письмо. И скажу тебе снова то, что написала тогда в замок этой распутницы в Чертандо: ты хочешь купить свободу Корте, Астибара и Тригии ценой имени Тиганы. Ценой самого нашего существования в этом мире. Ценой всего, что мы имели и чем были до прихода Брандина. Ценой мести и нашей гордости.

— Нашей гордости, — повторил Алессан так тихо на этот раз, что они едва расслышали. — О, наша гордость. Я вырос, все зная о нашей гордости, мать. Ты учила меня, даже больше, чем отец. Но я узнал и кое-что другое позже, уже мужчиной. В ссылке. Я узнал о гордости Астибара. О гордости Сенцио, Азоли и Чертандо. Узнал, как гордость погубила Ладонь в тот год, когда пришли тираны.

— Ладонь? — переспросила Паситея пронзительным голосом. — Что такое Ладонь? Клочок земли. Скалы, земля и вода. Что такое полуостров, чтобы мы о нем заботились?

— Что такое Тигана? — напрямик спросил Эрлейн ди Сенцио, и арфа в его руках смолкла.

Паситея бросила на него уничтожающий взгляд.

— Я думала, что пленный чародей должен это знать! — едко ответила она, желая ранить. Дэвин замигал, пораженный ее быстрой проницательностью; ей никто не говорил об Эрлейне, она пришла к этому выводу за считанные минуты по отдельным намекам.

— Тигана — это земля, где Адаон возлег с Микаэлой, когда мир был еще молод, и дал ей свою любовь и ребенка, и одарил божественным даром власти этого ребенка и всех, кто родился потом. А теперь мир проделал долгий путь после той ночи, и последний потомок этого союза находится в этой комнате, и все прошлое его народа ускользает из его рук. — Она наклонилась вперед, ее серые глаза сверкали, голос зазвучал громче, вынося приговор. — Ускользает сквозь пальцы. Он глупец и трус, и то и другое. Судьба каждого поколения, поставленного на карту, гораздо важнее свободы для полуострова!

Она откинулась на спинку, закашлялась, вынула прямоугольник голубого шелка из кармана одежды. Дэвин увидел, как Алессан привстал было с колен, затем остановился. Его мать сотрясалась от кашля, и Дэвин увидел, не успев отвести глаза, что шелк покраснел от крови, когда приступ прошел. Стоящий возле нее на ковре Алессан склонил голову.

Эрлейн ди Сенцио спросил с противоположного конца комнаты, вероятно, он стоял слишком далеко и не видел крови:

— Стоит ли мне теперь рассказать вам легенды о былом величии Сенцио? Или Астибара? Хотите послушать, я спою вам историю о том, как Эанна на острове создавала звезды из радости их любовной связи с богом? Вам известно, что Чертандо претендует на звание души и сердца Ладони? Вы помните Ночных Ходоков из горных районов, живших двести лет тому назад?

Женщина, сидящая в кресле, снова с усилием выпрямилась, и гневно посмотрела на него. Испытывая страх перед ней, ненависть к ее словам и манерам и к ее ужасному отношению к собственному сыну, Дэвин тем не менее почувствовал смирение перед лицом такого мужества и такой силы воли.

— Но в этом все дело, — уже мягче ответила она, экономя силы. — В этом самая суть. Разве вы не видите? Я действительно помню все эти истории. Любой, получивший образование и владеющий библиотекой, любой дурак, когда-нибудь слышавший сентиментальные завывания трубадура, сможет их вспомнить. Можно услышать двадцать различных песен об Эанне и Адоане на горе Сангариос. Но это будем не мы. Неужели вы не понимаете? Не Тигана. Кто споет о Микаэле под звездами у моря, когда нас не станет? Кто сможет спеть, когда еще одно поколение закончит свой жизненный путь в этом мире?

— Я смогу, — ответил Дэвин, вытянув руки по швам.

Он увидел, как Алессан поднял голову, когда Паситея повернулась и посмотрела на него холодным взглядом.

— Мы все сможем, — сказал он как можно тверже. Взглянул на принца, затем заставил себя снова перевести глаза на умирающую старую женщину, закосневшую в своей гордости. — Вся Ладонь снова услышит эту песню, миледи. Потому что ваш сын не трус. И не какой-нибудь тщеславный глупец, по молодости ищущий смерти и мимолетной славы. Он пытается совершить большее, и он это сделает. Кое-что произошло этой весной, и благодаря этому он сделает то, что обещает: освободит полуостров и вернет миру имя Тиганы.

Дэвин закончил, он тяжело и прерывисто дышал, словно только что бежал наперегонки. Через мгновение он залился краской от унижения. Паситея брен Серази хохотала, насмехалась над ним, и ее худое, хрупкое тело раскачивалось в кресле. Высокий смех перешел в еще один отчаянный приступ кашля, вновь появился голубой шелк, и когда приступ закончился, на нем снова осталось много крови. Она вцепилась в подлокотники кресла в поисках опоры.

— Ты — ребенок, — наконец, заявила она. — И мой сын тоже ребенок, несмотря на все его седые волосы. И не сомневаюсь, что Баэрд бар Саэвар точно такой же, только у него нет и половины таланта и благородства его отца. «Кое-что произошло этой весной», — с жестокой точностью изобразила она его интонации. — Ее голос стал холодным, как зимний лед. — Вы, младенцы, имеете ли понятие о том, что в действительности только что произошло на Ладони?

Сын медленно поднялся с колен и встал рядом с ней.

— Мы ехали много дней и ночей. И не слышали никаких новостей. Что случилось?

— Я вам сказал, что есть известия, — быстро вмешался Данолеон. — Но у меня не было возможности…

— Я рада, — перебила его Паситея. — Очень рада. Кажется, у меня есть что рассказать сыну перед тем, как я покину его навсегда. Рассказать о том, чего он не знает или не продумал.

167