Дэвин допил вино, встал и вышел под ту же арку, что и Катриана. Проходя под ней, он тоже оглянулся. Алессан наблюдал за ним. Во взгляде тригийца не было осуждения, только напряжение, которого Дэвин не мог понять. Впервые в этот день он вспомнил о своем сновидении.
И может быть, поэтому, проходя под аркой, он шепотом произнес молитву Мориан.
За аркой оказалась лестница с высоким, узким окном-витражом на площадке второго этажа. В разноцветном каскаде света он успел заметить серебристо-голубое платье, промелькнувшее слева от верхней площадки лестницы. Он тряхнул головой, стараясь прояснить сознание, выйти из нереального, похожего на сон состояния. Ему это удалось, и все вдруг встало на свои места. Дэвин понял и выругался про себя.
Она была родом из Астибара. И шла наверх, чтобы, как и подобает, проститься с герцогом. Ни один лорд или купец-нувориш не мог отказать ей в праве это сделать после того, как она пела в то утро. С другой стороны, для сына крестьянина из Азоли, рожденного в Нижнем Корте, войти в комнату наверху было бы чистейшей наглостью.
Поэтому Дэвин заколебался и повернул бы назад, если бы не память, которая всегда была его благословением и проклятием. Он видел со стороны двора висящие знамена. Та комната, где лежал Сандре д'Астибар, находилась не слева от лестничной площадки, а справа.
Дэвин пошел дальше. Теперь он старался двигаться тихо, хотя все еще не понимал почему. На лестничной площадке повернул налево, вслед за Катрианой. Там была дверь. Он открыл ее. Пустая комната, которой давно не пользовались, пыльные драпировки на стенах. Сцены охоты, краски сильно выцвели. Из нее было два выхода, но теперь ему на помощь пришла пыль: он видел четкие отпечатки ее сандалий, ведущие к двери справа.
Дэвин бесшумно двинулся по этим следам через анфиладу заброшенных комнат на втором этаже дворца. Он видел скульптуры и изделия из стекла, утонченно изящные, покрытые многолетним слоем пыли. Многие предметы обстановки исчезли, многие из уцелевших были накрыты чехлами. Освещены они были плохо: большая часть окон была закрыта ставнями. Суровые лорды и леди с почерневших, закопченных портретов недружелюбно взирали на него сверху, когда он проходил мимо.
Он свернул направо и еще раз направо, идя по следам Катрианы и стараясь не слишком приближаться к ней. Она двинулась прямо через комнаты вдоль внешней стороны дворца — ни одна из них не выходила на балюстраду, полную народа. В этих комнатах было светлее. Он слышал справа приглушенные голоса и догадался, что Катриана идет кружным путем к дальнему концу той комнаты, в которой было выставлено для торжественного прощания тело Сандре.
Наконец Дэвин открыл дверь, которая оказалась последней. Катриана стояла одна в очень большой комнате, рядом с громадным камином. Каминную полку украшали три бронзовых коня, а стены — три портрета. Потолок был покрыт, как понял Дэвин, настоящим золотом. Ряд окон вдоль внешней стены выходил на улицу, и возле него стояли два длинных стола, уставленных едой и напитками. Эту комнату в отличие от остальных недавно убрали, но шторы оставались задернутыми, скрывая ее от яркого утреннего света и взглядов толпы на улице.
В этом неясном, просачивающемся свете Дэвин закрыл за собой дверь, нарочно позволив замку громко щелкнуть. В тишине этот звук прозвучал как выстрел.
Катриана резко обернулась, прижав руку ко рту, но даже в полутьме Дэвин увидел, что в ее глазах сверкнула ярость, а не страх.
— Что ты тут делаешь? — сердито прошептала она.
Дэвин неуверенно шагнул вперед. Он пытался придумать остроумный ответ, какое-нибудь необидное, отвлекающее замечание, которое разрушило бы гнетущее заклятие, лежащее на нем, на всем начале дня. Но не сумел.
— Не знаю, — честно признался он, покачав головой. — Я увидел, как ты вышла, и пошел следом. Это не то, что ты думаешь, — неуклюже закончил он.
— Откуда ты знаешь, что я думаю? — огрызнулась она. Казалось, она усилием воли заставила себя успокоиться. — Я хотела несколько минут побыть одна. — Катриана старалась говорить ровным голосом. — Выступление взволновало меня, и мне необходимо побыть одной. Вижу, что ты тоже разволновался, но нельзя ли попросить тебя сделать одолжение — оставить меня на некоторое время одну?
Это было сказано вежливо. Он мог бы теперь уйти. В любое другое утро он так бы и поступил. Но Дэвин уже вошел во Врата Мориан и отчасти догадывался об этом.
Он махнул рукой в сторону накрытых столов и серьезно сказал, просто констатируя факт, без вызова или осуждения:
— Эта комната не для уединения, Катриана. Может, скажешь мне, зачем ты здесь?
Дэвин приготовился к новой вспышке ярости, но Катриана еще раз его удивила. После долгой минуты молчания она наконец ответила:
— Мы с тобой не настолько близки, и я не обязана тебе отвечать. Будет лучше, если ты уйдешь. Для нас обоих.
До него все еще доносились приглушенные голоса из-за стены справа от камина с бронзовыми конями. Эта странная комната с обильно и роскошно накрытыми столами и мрачными портретами на темных стенах, казалось, была погружена в сон наяву. Он вспомнил, как пела утром Катриана, как ее голос устремлялся ввысь, туда, куда звала тригийская свирель. Вспомнил ее глаза в тот момент, когда она остановилась в дверном проеме, который они оба миновали. Он поистине не чувствовал, что все это происходит наяву, в том мире, который он знал.
И, поддавшись этому настроению, Дэвин услышал свой вопрос, произнесенный сдавленным голосом:
— Так не начать ли нам? Разве нет ничего, что могло бы нас сблизить? Катриана колебалась. Ее глаза были широко раскрыты, но их выражение невозможно было прочесть в неверном свете, затем покачала головой и осталась стоять на месте, прямая и неподвижная, в дальнем конце комнаты.