Тигана - Страница 144

144

— И я тоже. И Солорес, полагаю, тоже. Но мы редко это делаем, не так ли? Равновесие, как ты только что заметила, — это все. Вот почему мне все еще приходится быть очень осторожным, Дианора, несмотря на то, что произошло вчера. Равновесие — это все. Не забывай об этом.

Она пыталась придумать ответ, оставить за собой последнее слово, но не смогла. Мысли ее разбегались. Он говорил о намерении ее убить, освободить, согласился на ее выбор кандидата в Азоли, а потом снова угрожал ей. И все это в течение нескольких минут! И все это время король ждал ее, и д'Эймон знал об этом.

Дианора резко повернулась и с отчаянием подумала о своем неприглядном наряде и о том, что нет времени вернуться в сейшан и переодеться. Она чувствовала, что раскраснелась от гнева и тревоги.

Шелто явно слышал последние слова канцлера. Его глаза над сломанным носом смотрели озабоченно и виновато, хотя он никак не мог помешать д'Эймону перехватить послание.

Она остановилась у входа во дворец и оглянулась. Канцлер стоял один в саду, опираясь на палку, — высокая, серая, худая фигура на фоне голых деревьев. Небо над ним снова затянулось тучами. Неудивительно, язвительно подумала Дианора.

Потом вспомнила пруд, и ее настроение изменилось. Какое значение имеют эти придворные маневры, в конце концов? Д'Эймон делает только то, что должен делать, и она теперь поступит так же. Она увидела свой путь. Она сумела улыбнуться, снова обрела внутреннее спокойствие, хотя в центре его все еще лежал камень печали. Низко присела в официальном реверансе. Пораженный д'Эймон неуклюже изобразил поклон.

Дианора повернулась и вошла в дверь, которую открыл перед ней Шелто. Она снова пошла по коридору, поднялась по лестнице, прошла по идущему с севера на юг коридору, мимо двух тяжелый дверей. И остановилась перед третьей парой дверей. Больше по привычке, чем по другой причине, посмотрела на свое отражение в бронзовом щите, висящем на стене. Поправила платье и двумя руками провела по безнадежно растрепанным ветром волосам.

Затем постучала в двери библиотеки и вошла, крепко держась за свое спокойствие и образ пруда, за круглый камень знания и печали в своем сердце, который, как она надеялась, станет якорем в ее груди и не даст сердцу улететь.

Брандин стоял спиной к двери и смотрел на очень старую карту известного в то время мира, висящую над большим камином. Он не обернулся. Дианора подняла взгляд на карту. На ней полуостров Ладонь и даже еще больший массив суши, занятый Квилеей за горами, простирающимися далеко на юг, до самых Льдов, был нарисован таких же размеров, как Барбадиор и его Империя на востоке, и как Играт на западе за морем.

Бархатные шторы на окнах библиотеки не пропускали утренний свет, а в камине горел огонь, что ее встревожило. Ей было трудно смотреть на огонь в дни Поста. Брандин держал в руке кочергу. Он был одет так же небрежно, как и она, в черный костюм для верховой езды и сапоги. Сапоги были покрыты грязью, наверное, он очень рано ездил верхом.

Дианора постаралась забыть встречу с д'Эймоном, но не с ризелкой в саду. Этот человек был центром ее жизни; что бы в ней ни менялось, это не изменилось, но встреча с ризелкой обозначила ее путь, а Брандин прошлой ночью бросил ее на растерзание одиночеству и бессоннице.

— Прости меня, мои господин, — сказала она. — Сегодня утром я говорила с канцлером, и он только сейчас сообщил мне, что ты ожидаешь меня здесь.

— Зачем ты с ним встречалась? — Богатый оттенками, знакомый голос звучал почти равнодушно. Казалось, Брандин был поглощен картой.

Она не стала лгать королю.

— По вопросу о должности главного сборщика налогов в Азоли. Я хотела выяснить, почему он покровительствует Незо.

В его голосе прозвучала легкая насмешка.

— Уверен, что д'Эймон привел тебе убедительные доводы. — Он наконец обернулся и в первый раз посмотрел на нее. Он выглядел точно так же, как всегда, и Дианора знала, что происходит всегда, когда их взгляды встречаются.

Но час назад она видела ризелку, и, наверное, что-то изменилось. Спокойствие не покинуло ее; ее сердце осталось дома. Она на мгновение прикрыла глаза, скорее для того, чтобы осознать значение этой перемены и исчезновения давней истины, чем для чего-то еще. Она почувствовала, что сейчас заплачет, по многим причинам, если не будет очень осторожной.

Брандин опустился в кресло у камина. Он выглядел усталым. Это проявлялось в мелочах, но она так давно его знала.

— Теперь мне придется отдать эту должность Незо, — сказал он. — Думаю, ты это понимаешь. Мне очень жаль.

Некоторые вещи не изменились: как всегда, он был серьезен и неожиданно учтив, когда говорил с ней о подобных вещах. Почему король Играта должен извиняться перед ней за то, что предпочел одного придворного другому? Дианора вошла в комнату, цепляясь за свою решимость, и, повинуясь взмаху его руки, опустилась на стул напротив него. Брандин смотрел на нее странным, почти отстраненным, пристальным взглядом. Интересно, что он видит, подумала она.

В дальнем конце комнаты послышался какой-то звук. Дианора взглянула туда и увидела Руна, сидящего у второго камина. Он бездумно листал книжку с картинками. Его присутствие напомнило ей о чем-то, и гнев ее внезапно снова вернулся.

— Разумеется, ты должен предложить его Незо, — сказала она. — Азоли — это его награда за доблесть на службе королю.

Он почти не среагировал. Его губы чуть дрогнули, на лице отразилась легкая ирония, но он все еще казался погруженным в свои мысли и почти не слушал ее слов.

— Доблесть, мужество. Будут говорить нечто подобное, — рассеянно произнес он. — Д'Эймон уже вчера ночью начал распускать слухи, что это Незо спас мне жизнь.

144